04.09.2014

С бородой. Эволюция растительности

"Ус да борода — молодцу похвала: 
выйду на улицу — дяденькой зовут".

Русская поговорка, как всегда, точно и лаконично формулирует принципиальную разницу в отношении женщин и мужчин к так называемому третичному волосяному покрову тела. Несмотря на все усилия пропагандистов унисексуальности, хорошо развитый третичный волосяной покров по-прежнему оценивается большинством мужчин, как ярчайшее доказательство принадлежности к сильному полу.

Однако большинство это не абсолютно и не всесильно. Если многие кудрявые мужчины при первых признаках поредения собственной шевелюры впадают в глубокую депрессию, то столь же многие мужчины с молодых лет привыкают щеголять отполированным сводом черепа.

Сверкание торжествующей лысины столь же конкурентоспособно, как и стоящая дыбом непролазная волосяная чаща. Одни предпочитают экономить на походах к парикмахеру и зимних шапках, другие — на шампунях и расчёсках.

...Насильственное брадобритие, которое царь Пётр Великий устроил своим боярам — один из популярнейших сюжетов русской истории. И, как водится, излагается он не вполне точно. Государь Пётр Алексеевич, при всём его крутом нраве и безграничной личной власти, не имел возможности отхватить все русские бороды. А потому предпочёл поставить дело на коммерческую основу и ввёл налог на бороды (который, впрочем, продержался недолго). К тому же у Петра в этом деле был тронный предшественник — великий князь Московский Василий Третий, отец Ивана Грозного; он к длиннобородию относился весьма скептически, сам носил бороду умеренных размеров, но распоряжался отхватывать только те чужие бороды, которые его особенно раздражали.

В начале "бабьего века" — т. е. с 1730 года, когда на трон взошла племянница Петра Великого императрица Анна Иоанновна — бороды и усы у благородного сословия решительно вышли из моды. Вплоть до кончины императора Николая Первого в 1855 году русские аристократы и дворяне ходили с "босыми" лицами. Разумеется, были исключения: некоторым категориям государственных служащих — например, офицерам и рядовым элитных подразделений (гвардейцам, гусарам, уланам, драгунам, кирасирам) — в уставном порядке предписывалось непременно отращивать усы для красоты и лихости.

Знаменитая "кавалерист-девица" Надежда Андреевна Дурова, скрывавшая свой пол и с 1806 по 1816 год служившая в Литовском уланском и Мариупольском гусарском полках, в начале службы выглядела очень молодо, и отсутствие уставных усов её до поры до времени не выдавало; но к концу службы, когда Дуровой было уже 33 года, скрывать правду стало невозможно.

С воцарением императора Александра Второго мода на бороды и усы вернулась. К концу его царствования (1881 год) почти все мужчины высших слоёв русского общества заросли буйными бородищами, огромными усами и совсем уж ни на что не похожими подусниками и бакенбардами самых причудливых фасонов. Нравилось это далеко не всем дамам. Например, толстовскую Анну Каренину ужасно нервировала наружность её законного супруга Алексея Александровича — гладко выбритая физиономия, обрамлённая небольшими бакенбардами.

Эволюцию моды на лицевую растительность можно проследить по портретам русских литературных классиков XIX столетия. Знаменитые бакенбарды Пушкина, аккуратные небольшие усы Лермонтова и Гоголя, внушительные усы и козлиная бородка Некрасова, патриаршие бороды Михаила Салтыкова-Щедрина и Льва Толстого...

В начале ХХ века в России отношение к растительности на мужском лице сделалось вполне либеральным — никаких официальных предписаний на сей счёт уже не давали, всякий был волен обустраивать свою физиономию, как ему угодно. И тем не менее, инерция привычки была ещё сильна: гладко выбритые мужчины зрелого возраста находились под некоторым подозрением у общественного мнения — их наружность называли "актёрской".

После большевистской революции усачи и бородачи некоторое время не испытывали никаких притеснений. Затем тенденция всё-таки наметилась: высокопоставленные усачи не пострадали (сам товарищ Сталин до конца дней своих носил усы), а высокопоставленные бородачи исчезли. Право на беспрепятственное ношение бороды сохранилось, в виде сословной привилегии и признанного чудачества, разве что за академическими учёными. Академиков Отто Шмидта и Игоря Курчатова никто не мог представить себе без бороды — их по бородам и узнавали.

В хрущёвское и брежневское время единственным усачом среди больших советских начальников был Анастас Микоян. После того, как в декабре 1965 года Микояна отправили в отставку, растительность на лицах высоких советских руководителей исчезла полностью.

И это далеко не случайно. В 1960-1980-х годах ношение бороды любых размеров — от шкиперской до карабас-барабасовской — советским официозом воспринималось как экстравагантность на грани оппозиционности и нелояльности. Считалось — как ни смешно это звучит — что добропорядочный советский человек не должен прятать свою наружность под бородой. Автор этих строк, с молодых лет носящий усы, а в 1984 году позволивший себе, в дополнение к ним, ненадолго отрастить небольшую скромную бороду, успел выслушать в свой адрес немало ехидных замечаний от добропорядочных и благонамеренных сослуживцев: мол, зачем тебе это надо? На встречный вопрос: "А что такого особенного в моей бороде?" — сослуживцы только загадочно и многознающе улыбались.

"Ум не в бороде, а в голове", "По уму честь, а борода/усы и у козла/кошки есть" — поговорки совершенно справедливые. Особенно справедливыми они делаются тогда, когда бороде и усам придаётся значение политического, идеологического или религиозного символа. Но такое уже явно выходит за пределы здравого смысла.

Андрей Кротков

Источники:

1. superstyle.ru